Война и революция

Автор: | 2022-04-28
Война и революция

Война и революция

Война и революция

ЛЕКЦИЯ 14 (27) МАЯ 1917

Вопрос о войне и революции так часто ставится в последнее время и во всей прессе и в каждом народном собрании, что, по всей вероятности, многим из вас многие сторо­ны этого вопроса не только хорошо известны, но и успели уже наскучить. Я не имел еще возможности выступать ни разу, ни даже присутствовать на партийных или вооб­ще на народных собраниях здешнего района и потому рискую, может быть, впасть в повторения или не остановиться достаточно подробно на тех сторонах этого вопроса, которые вас очень интересуют.
Мне кажется, что главное, что обыкновенно забывают в вопросе о войне, на что об­ращают недостаточно внимания, главное, из-за чего ведется так много споров и, пожа­луй, я бы сказал, пустых, безнадежных, бесцельных споров, — это забвение основного вопроса о том, какой классовый характер война носит, из-за чего эта война разразилась, какие классы ее ведут, какие исторические и историко-экономические условия ее вы­звали. Насколько мне пришлось на митингах и на партийных собраниях следить за тем, как ставится у нас вопрос о войне, я пришел к убеждению, что масса недоразумений на этой почве возникает именно потому, что сплошь и рядом мы говорим, разбирая вопрос о войне, на совершенно различных языках.
С точки зрения марксизма, т. е. современного научного социализма, основной во­прос при обсуждении социалистами того, как следует оценивать войну и как следует относиться к ней, состо­ит в том, из-за чего эта война ведется, какими классами она подготовлялась и направ­лялась. Мы, марксисты, не принадлежим к числу безусловных противников всякой войны. Мы говорим: наша цель — достижение социалистического общественного уст­ройства, которое, устранив деление человечества на классы, устранив всякую эксплуа­тацию человека человеком и одной нации другими нациями, неминуемо устранит вся­кую возможность войн вообще. Но в войне за этот социалистический общественный строй мы неминуемо встретим такие условия, когда классовая борьба внутри каждой отдельной нации может столкнуться с порождаемой ею же, этой классовой борьбой, войной между различными нациями, и мы не можем поэтому отрицать возможности революционных войн, т. е. войн, которые вытекли из классовой борьбы, ведутся рево­люционными классами и имеют прямое, непосредственное революционное значение. Тем более мы не можем отрицать этого, что в истории европейских революций за по­следнее столетие, лет за 125—135, наряду с большинством войн реакционных имели место и войны революционные, например, война французских революционных народ­ных масс против объединенной монархической, отсталой, феодальной и полуфеодаль­ной Европы. И в настоящее время нет обмана масс, более распространенного в Запад­ной Европе, а в последнее время и у нас, в России, как обман их посредством ссылок на пример революционных войн. Бывают войны и войны. Надо разобраться, из каких ис­торических условий данная война вытекла, какие классы ее ведут, во имя чего. Не ра­зобравши этого, мы все свои рассуждения о войне осудим на полную пустоту, на споры чисто словесные и бесплодные. Вот почему я и позволю себе, раз вы поставили вашей темой вопрос о соотношении войны и революции, остановиться подробно на этой сто­роне дела.
Известно изречение одного из самых знаменитых писателей по философии войн и по истории войн — Клаузевица, которое гласит: “Война есть продолжение политики иными средствами” . Это изречение принадлежит писателю, который обо­зревал историю войн и выводил философские уроки из этой истории — вскоре после эпохи наполеоновских войн. Этот писатель, основные мысли которого сделались в на­стоящее время безусловным приобретением всякого мыслящего человека, уже около 80 лет тому назад боролся против обывательского и невежественного предрассудка, будто бы войну можно выделить из политики соответственных правительств, соответствен­ных классов, будто бы войну когда-нибудь можно рассматривать как простое нападе­ние, нарушающее мир, и затем восстановление этого нарушенного мира. Подрались и помирились! Это грубый и невежественный взгляд, десятки лет тому назад опровергну­тый и опровергаемый всяким, сколько-нибудь внимательным, анализом любой истори­ческой эпохи войн.
Война есть продолжение политики иными средствами. Всякая война нераздельно связана с тем политическим строем, из которого она вытекает. Ту самую политику, ко­торую известная держава, известный класс внутри этой державы вел в течение долгого времени перед войной, неизбежно и неминуемо этот самый класс продолжает во время войны, переменив только форму действия.
Война есть продолжение политики иными средствами. Если французские революци­онные горожане и революционные крестьяне в конце XVIII века, свергнув у себя мо­нархию революционным путем, установили демократическую республику, — распра­вившись со своим монархом, расправились по-революционному и со своими помещи­ками, — то эта политика революционного класса не могла не потрясти до основания всей остальной самодержавной, царской, королевской, полуфеодальной Европы. И не­избежным продолжением этой политики победившего во Франции революционного класса явились войны, в которых против революционной Франции стали все монархи­ческие народы Европы, составив свою знаменитую коалицию, и пошли на Францию контрреволюционной войной. Как внутри страны французский революционный народ тогда впервые проявил невиданный в тече­ние столетий максимум революционной энергии, так и в войне конца XVIII века он проявил такое же гигантское революционное творчество, пересоздав всю систему стра­тегии, порвав все старые законы и обычаи войны и создав, вместо старых войск, новое, революционное, народное войско и новое ведение войны. Этот пример, мне кажется, особенно заслуживает внимания, потому что он наглядно показывает нам то, что на каждом шагу забывают сейчас публицисты буржуазных газет, играя на предрассудках и на обывательском невежестве совершенно неразвитых народных масс, не понимающих этой неразрывной экономической и исторической связи всякой войны с предшество­вавшей ей политикой каждой страны, каждого класса, который господствовал перед войной и обеспечивал достижение своих целей так называемыми “мирными” средства­ми. Так называемыми, — ибо те расправы, которые, например, нужны бывают для “мирного” господства над колониями, едва ли могут быть названы мирными.
В Европе господствовал мир, но он держался потому, что господство европейских народов над сотнями миллионов жителей колоний осуществлялось только постоянны­ми, непрерывными, никогда не прекращавшимися войнами, которых мы, европейцы, не считаем войнами, потому что они слишком часто похожи были не на войны, а на самое зверское избиение, истребление безоружных народов. А дело обстоит именно так, что для понимания современной войны мы должны прежде всего бросить общий взгляд на политику европейских держав в целом. Надо брать не отдельные примеры, не отдель­ные случаи, которые легко вырвать всегда из связи общественных явлений и которые не имеют никакой цены, потому что также легко привести противоположный пример. Нет, надо взять всю политику всей системы европейских государств в их экономиче­ском и политическом взаимоотношении, чтобы понять, каким образом из этой системы неуклонно и неизбежно вытекла данная война.
Мы постоянно наблюдаем попытки, особенно со стороны капиталистических газет — все равно, монархических или республиканских — подставить под теперешнюю войну чуждое ей историческое содержание. Например, нет приема более обычного во французской республике, как попытки представить эту войну со стороны Франции продолжением и подобием войн великой французской революции 1792 года. Нет более распространенного приема обмана французских народных масс, французских рабочих
и рабочих всех стран, как перенесение на нашу эпоху “жаргона” той эпохи, отдельных лозунгов ее, и как попытка представить дело таким образом, что вот и теперь республиканская Франция защищает свою свободу против монархии. Забывают то “малень­кое” обстоятельство, что тогда, в 1792 г., войну вел во Франции революционный класс, который совершил невиданную революцию, неслыханным героизмом масс разрушил до основания французскую монархию и восстал против объединенной  монархической Европы не из-за каких-либо других целей, как только из-за целей продолжения своей революционной борьбы.
Война во Франции была продолжением политики того революционного класса, ко­торый сделал революцию, завоевал республику, расправился с французскими капита­листами и помещиками с невиданной до тех пор энергией, и во имя этой политики, продолжения ее, повел революционную войну против объединенной монархической Европы.
А сейчас мы имеем перед собой прежде всего союз двух групп капиталистических держав. Мы имеем перед собой все величайшие мировые капиталистические державы
— Англию, Францию, Америку, Германию, — вся политика которых в течение целого ряда десятилетий состояла в непрерывном экономическом соперничестве из-за того,
как господствовать над всем миром, как душить маленькие народности, как обеспечить себе тройные и десятерные прибыли банковского капитала, захватившего весь мир в
цепь своего влияния. В этом состоит действительная политика Англии и Германии.
Это я подчеркиваю. Никогда нельзя устать подчеркивать это, потому что, если мы это забудем, мы ничего не сможем понять в современной войне и окажемся тогда беспо­мощными, во власти любого буржуазного публициста, подсовывающего нам обманные фразы.
Действительная политика обеих групп величайших капиталистических гигантов — Англии и Германии, которые со своими союзниками двинулись друг против друга, — эта политика за целый ряд десятилетий до войны должна быть изучена и понята в ее целом. Если бы мы этого не сделали, мы не только бы забыли основное требование на­учного социализма и всякой общественной науки вообще, — мы лишили бы себя воз­можности понять что бы то ни было в современной войне. Мы отдались бы во власть Милюкова, обманщика, раздувающего шовинизм и ненависть одного народа к другому приемами, которые применяются без всякого исключения везде, приемами, по поводу которых писал названный мною вначале Клаузевиц восемьдесят лет тому назад и уже тогда осмеявший тот взгляд, что вот — жили народы мирно, а потом подрались! Как будто это правда! Разве войну можно объяснять, не ставя ее в связь с предшествовав­шей политикой данного государства, данной системы государств, данных классов? По­вторяю еще раз: это — основной вопрос, который постоянно забывают, из-за непони­мания которого 9/ю разговоров о войне превращаются в пустую перебранку и обмен словесностями. Мы говорим: если вы не изучили политики обеих групп воюющих дер­жав в течение десятилетий, — чтобы не было случайностей, чтобы не выхватывали от­дельных примеров, — если вы не показали связь этой войны с предшествовавшей по­литикой, вы ничего в этой войне не поняли!
А эта политика показывает нам сплошь одно: непрерывное экономическое соперни­чество двух величайших мировых гигантов, капиталистических хозяйств. С одной сто­роны — Англия, государство, которое владеет большей частью земного шара, государ­ство, которое стоит на первом месте по богатству, которое создало это богатство не столько трудом своих рабочих, но, главным образом, эксплуатацией необъятного количества колоний, необъятной силой англий­ских банков, сложившихся, во главе всех остальных банков, в ничтожную по числу — каких-нибудь три, четыре, пять — группу банков-гигантов, распоряжающихся сотнями миллиардов рублей и распоряжающихся ими так, что без всякого преувеличения можно сказать: нет кусочка земли на всем земном шаре, на который этот капитал не наложил бы свою тяжелую руку, нет кусочка земли, который не был бы опутан тысячами нитей английского капитала. Этот капитал вырос в конце XIX и начале XX века до таких раз­меров, что перенес свою деятельность далеко за границы отдельных государств, обра­зовав группу банков-гигантов с богатством неслыханным. Выдвинув это ничтожное число банков, он посредством этой сети сотнями миллиардов рублей опутал весь мир. Вот основное в экономической политике Англии и в экономической политике Фран­ции, про которую сами французские писатели, сотрудники, например, “L’Humanité”53, газеты, руководимой сейчас бывшими социалистами (например, не кто иной, как из­вестный писатель по финансовым вопросам, Лизис), писали уже за несколько лет до войны: “Франция — это финансовая монархия, Франция — это финансовая олигархия, Франция — это ростовщик всего света”.
С другой стороны, против этой группы, англо-французской главным образом, вы­двинулась другая группа капиталистов, еще более хищническая, еще более разбойничья — группа пришедших к столу капиталистических яств, когда места были заняты, но внесших в борьбу новые приемы развития капиталистического производства, лучшую технику, несравненную организацию, превращающую старый капитализм, капитализм эпохи свободной конкуренции, в капитализм гигантских трестов, синдикатов, картелей. Группа эта внесла начала огосударствления капиталистического производства, соеди­нения гигантской силы капитализма с гигантской силой государства в один механизм, ставящий десятки миллионов людей в одну организацию государственного капитализ­ма. Вот та экономическая история, вот та дипломатическая история в течение ряда десятилетий, от которой не может уйти никто. Она одна дает вам путь к правильному решению вопроса о войне и приводит вас к тому, что данная война тоже есть продукт политики тех классов, которые в этой вой­не сцепились, двух величайших гигантов, накинувших задолго до войны на весь мир, на все страны сети своей финансовой эксплуатации и поделивших между собой эконо­мически весь мир до войны. Они должны были столкнуться потому, что передел этого господства с точки зрения капитализма стал неизбежен.
Старый дележ основывался на том, что Англия в течение нескольких сот лет разори­ла своих прежних конкурентов. Ее прежним конкурентом была Голландия, которая господствовала над всем светом, ее прежним конкурентом была Франция, которая вела войны из-за господства около ста лет. Путем долгих войн Англия утвердила, на основе своей экономической силы, силы своего торгового капитала, свое, неоспариваемое ни­где, господство над миром. Появился новый хищник, создалась в 1871 г. новая капита­листическая держава, развивавшаяся неизмеримо более быстро, чем Англия. Это — ос­новной факт. Вы не найдете ни одной книги по экономической истории, которая не признавала бы этого бесспорного факта — более быстрого развития Германии. Это бы­строе развитие капитализма Германии было развитием молодого и сильного хищника, который появился в союзе европейских держав и сказал: “Вы разорили Голландию, вы разбили Францию, вы взяли полмира в свои руки, — потрудитесь нам дать соответст­вующую долю”. А что значит “соответствующая доля”? Каким образом ее определить в капиталистическом мире, в мире банков? Там сила определяется количеством банков, там сила определяется так, как определял один орган американских миллиардеров с чисто американской откровенностью и чисто американским цинизмом. Им было заяв­лено: “В Европе идет война из-за господства над миром. Для того, чтобы господство­вать над миром, нужно иметь две вещи: доллары и банки. Доллары у нас есть, банки мы сделаем и будем господствовать над миром”. Это — заявление руководящей газеты американ­ских миллиардеров. Я должен сказать, что в этой американской циничной фразе за­знавшегося и обнаглевшего миллиардера в тысячу раз больше правды, чем в тысячах статей буржуазных лгунов, выставляющих эту войну как войну из-за каких-то нацио­нальных интересов, национальных вопросов и тому подобную, явную до очевидности, ложь, которая всю историю в целом выкидывает и берет отдельный пример, как тот случай, что германский хищник обрушился на Бельгию. Этот случай, несомненно, ис­тинный. Да, эта группа хищников с неслыханным зверством обрушилась на Бельгию , но она сделала то же самое, что другая группа их делала вчера другими способами и делает сегодня над другими народами.
Когда мы спорим по вопросу об аннексиях, — это ведь вопрос, входящий в то, что я вам пытался вкратце изложить как историю экономических и дипломатических отно­шений, вызвавших современную войну, — когда мы спорим об аннексиях, то всегда забываем, что обыкновенно это и есть то, из-за чего эта война ведется: из-за дележа за­хватов, или, что более популярно, из-за дележа награбленной двумя кучками разбойни­ков добычи. И когда мы спорим об аннексиях, мы постоянно встречаемся с приемами, с научной стороны не выдерживающими никакой критики, а со стороны общественно-публицистической — приемами, которые нельзя назвать иначе, как грубым обманом. Спросите вы русского шовиниста или социал-шовиниста, и он вам превосходно объяс­нит, что такое аннексия со стороны Германии, — он великолепно это понимает. Но он никогда не ответит вам на просьбу дать такое общее определение аннексии, чтобы оно подходило и для Германии, и для Англии, и для России. Никогда он его не даст! И ко­гда газета “Речь” (чтобы перейти от теории к практике), подсмеиваясь над нашей газе­той “Правдой”, сказала: “Эти правдисты Курляндию считают аннексией! Какой может быть разговор с такими людьми?”. И когда мы отвечаем: “Будьте добры, дайте такое определение аннексии, чтобы оно подходило и к немцам, и к англичанам, и к русским, и мы добавляем, что либо вы от этого уклони­тесь, либо мы вас сейчас же разоблачим” , — “Речь” смолчала. Мы утверждаем, что ни одна газета, ни тех шовинистов вообще, которые попросту говорят, что надо защищать отечество, ни социал-шовинистов, никогда не давала такого определения аннексии, ко­торое относилось бы и к Германии и к России, такого, чтобы его можно было приме­нить к любой стороне. И не может дать, потому что вся эта война есть продолжение политики аннексий, т. е. захватов, капиталистического грабежа с обеих сторон, со сто­роны обеих групп, ведущих войну. И поэтому понятно, что вопрос о том, который из этих двух хищников первый вытащил нож, не имеет никакого для нас значения. Возь­мите историю морских и военных расходов в обеих группах в течение десятилетий, возьмите историю тех маленьких войн, которые они вели перед большой, — “малень­ких” потому, что европейцев в них гибло немного, но гибли зато сотни тысяч тех наро­дов, которых душили, которые с их точки зрения даже народами не считаются (какие-то азиаты, африканцы — разве это народы?); с этими народами вели войны такого сор­та: они были безоружны, а их расстреливали из пулеметов. Разве это войны? Это ведь, собственно, даже не войны, это можно забыть. Вот как подходят они к этому сплошно­му обману народных масс.
Война эта является продолжением той политики захватов, расстрелов целых народ­ностей, неслыханных зверств, которые проделывали немцы и англичане в Африке, анг­личане и русские в Персии, — не знаю, кто из них больше, — из-за которых германские капиталисты смотрели на них, как на врагов. А, вы сильны тем, что вы богаты? Но мы вас сильнее, поэтому мы имеем такое же “священное” право грабить. Вот к чему сво­дится действительная история английского и немецкого финансового капитала за це­лый ряд десятилетий, предшествовавших войне. Вот к чему сводится история русско-немецких, русско-английских и немецко-английских отношений. Вот где ключ к пониманию того, из-за чего война ведется. Вот по­чему шарлатанством и обманом является распространенная история о том, из-за чего загорелась война. Забывая историю финансового капитала, историю того, как назревала эта война из-за передела, представляют дело так: жили мирно два народа, потом — од­ни напали, другие стали защищаться. Забыта вся наука, забыты банки, народы пригла­шаются стать под оружие, приглашается стать под оружие крестьянин, который не зна­ет, что такое политика. Надо защищать — только и всего! Если рассуждать так, тогда было бы последовательно все газеты закрыть, все книжки сжечь и об аннексиях в печа­ти разговоры запретить, — таким путем можно прийти к оправданию такой точки зре­ния на аннексии. Они не могут сказать правду об аннексиях, потому что вся история и России, и Англии, и Германии есть сплошная, беспощадная, кровавая война из-за ан­нексий. В Персии, в Африке вели беспощадные войны либералы, которые пороли по­литических преступников в Индии за то, что они смели выдвигать те требования, за ко­торые боролись у нас в России. Французские колониальные войска также угнетали на­роды. Вот предшествующая история, вот действительная история небывалого грабежа! Вот какую политику этих классов продолжает данная война. Вот почему в вопросе об аннексиях они не могут дать того ответа, который мы даем, когда говорим: всякий на­род, который присоединен к другому народу не по добровольному желанию своего большинства, а по решению царя или правительства, есть народ аннексированный, на­род захваченный. Отказ от аннексий есть предоставление каждому народу права обра­зовать отдельное государство, или жить в союзе с кем он хочет. Такой ответ совершен­но ясен всякому сколько-нибудь сознательному рабочему.
В любой резолюции, которые выносятся десятками, которые печатаются хотя бы в газете “Земля и Воля” , вы найдете плохо выраженный ответ: мы не хотим войны из-за господства над другими народами, мы боремся за свою свободу, — так говорят все ра­бочие и крестьяне, и этим они выражают взгляд рабочего, взгляд трудящегося человека на то, как они вой­ну понимают. Они говорят этим: если бы война была в интересах трудящихся против эксплуататоров, мы были бы за войну. И мы были бы тогда за войну, и нет той револю­ционной партии, которая могла бы быть против такой войны. Они не правы, эти авторы многочисленных резолюций, потому что они представляют себе дело так, будто бы война ведется ими. Мы, солдаты, мы, рабочие, мы, крестьяне, воюем за свою свободу. Я никогда не забуду того вопроса, который после одного митинга задал мне один из них: “Что вы толкуете все против капиталистов? Да разве я капиталист? Мы — рабо­чие, мы защищаем свою свободу”. Неправда, — вы воюете потому, что вы слушаетесь вашего правительства капиталистов, войну ведут не народы, а правительства. Я не удивляюсь, если рабочий или крестьянин, не изучавший политику, не имевший счастья или несчастья пройти тайны дипломатии, картину этого финансового грабежа (этого угнетения Персии Россией и Англией хотя бы), я не удивляюсь, что он эту историю за­бывает, что он наивно спрашивает: какое мне дело до капиталистов, если воюю я? Он не понимает связи войны с правительством, не понимает, что войну ведет правительст­во, а он есть то орудие, которым орудует правительство. Он может называть себя рево­люционным народом, писать красноречивые резолюции, — для русских это много, так как это только недавно вошло в жизнь. Недавно вышла “революционная” декларация Временного правительства. От этого дело не меняется, и другие народы, более нас опытные в искусстве надувания масс капиталистами по части писания “революцион­ных” манифестов, давно побили в этом все рекорды на свете. Если вы возьмете парла­ментскую историю французской республики с тех пор, как она стала республикой, под­держивающей царизм, — мы имеем десятки примеров в течение десятилетий продол­жающейся французской парламентской истории, когда манифесты, полные самых красноречивых слов, прикрывали политику самого грязного колониального и финансо­вого грабежа.
Вся история третьей французской республики есть история этого грабежа. Из этих источников возникла теперешняя война. Это не результат злой воли капиталистов, не какая-нибудь ошибочная политика монархов. Так смотреть было бы неверно. Нет, эта война вызвана неизбежно тем развитием гигантски-крупного капитализма, особенно банкового, которое привело к тому, что каких-нибудь четыре банка в Берлине и пять или шесть в Лондоне господствуют над всем миром, забирают себе все средства, под­крепляют свою финансовую политику всей вооруженной силой и, наконец, столкну­лись в неслыханно-зверской схватке из-за того, что дальше идти свободно захватным порядком некуда. Либо один должен отказаться от владения своими колониями, либо другой. Такие вопросы в этом мире капиталистов не решаются добровольно. Это может быть решено только войной. Вот почему смешно тут обвинять того или другого коро­нованного разбойника. Они все одинаковы — эти коронованные разбойники. Вот по­чему также нелепо обвинять капиталистов той или другой страны. Они виноваты толь­ко в том, что завели такую систему. Но так делается по всем законам, охраняемым все­ми силами цивилизованного государства. “Я в полном моем праве, я покупаю акции. Все суды, вся полиция, вся постоянная армия и все флоты на свете охраняют это мое священное право на акции”. Если создаются банки, которые ворочают сотнями мил­лионов рублей, если они накинули сети банковского грабежа на весь мир, если эти бан­ки столкнулись в мертвой схватке, — кто виноват? Ищи виноватого! Виновато в этом все развитие капитализма за полвека, и нет выхода из этого, кроме свержения господ­ства капиталистов и рабочей революции. Вот тот ответ, к которому пришла из анализа войны наша партия, вот почему мы говорим: простейший вопрос об аннексиях запутан настолько, настолько изолгались представители буржуазных партий, что они могут представить дело так, будто бы Курляндия не есть аннексия России. Курляндию и Польшу они вместе делили, эти три коронованных разбойника. Они делили сто лет, они рвали по живому мясу, и русский разбойник урвал больше, потому что был тогда сильнее. А когда из молодого хищника, участвовавшего тогда в дележе, выросла сильная капита­листическая держава — Германия, она говорит: давайте, переделим! Вы хотите сохра­нить старое? Вы думаете, что вы сильнее? Померяемся!
Вот к чему сводится эта война. Конечно, этот призыв — “померяемся!” — есть только выражение десятилетней политики грабежа, политики крупных банков. Вот по­чему простую, всякому рабочему и крестьянину понятную правду об аннексиях никто не может так сказать, как мы. Вот почему вопрос о договорах, такой простой, так бес­стыдно запутан всей печатью. Вы говорите, что у нас революционное правительство, что в это революционное правительство вошли министры почти совсем социалисты, народники и меньшевики. Но когда они заявляют о мире без аннексий, только с усло­вием не определять, что такое мир без аннексий (это значит: — немецкие аннексии от­ними, а свои сохрани), — мы говорим: чего стоит ваше “революционное” министерст­во, ваши декларации, ваши заявления, что вы не хотите завоевательной войны, — с приглашением в то же время армии к наступлению? Разве вы не знаете, что есть у вас договоры, что их заключал Николай Кровавый самым разбойническим путем? Вы этого не знаете? Это простительно не знать рабочим, крестьянам, которые не грабили, кото­рые умных книжек не читали, а когда это проповедуют образованные кадеты, они пре­красно знают, что эти договоры содержат. Эти договоры — “тайные”, но вся диплома­тическая пресса всех стран о них говорит: “Ты получишь проливы, ты — Армению, ты — Галицию, ты — Эльзас-Лотарингию, ты — Триест, а мы окончательно разделим Персию”. А германский капиталист говорит: “А я захвачу Египет, а я удушу европей­ские народы, если вы не вернете мои колонии, и с процентами”. Акция — штука такая, что без процентов нельзя. Вот почему вопрос о договорах, такой простой и такой яс­ный, вызвал такую массу вопиющей, неслыханной, наглой лжи, которая несется со страниц всех капиталистических газет.
Возьмите сегодняшнюю газету “День”. Там Водовозов, человек в большевизме ни­коим образом неповинный, но честный демократ, заявляет: я противник тайных дого­воров, позвольте сказать о договоре с Румынией. Тайный договор с Румынией есть, и он состоит в том, что Румыния получит целый ряд чужих народов, если будет воевать на стороне союзников. Сплошь таковы все договоры других союзников. Они без дого­вора не пошли бы душить всех. Чтобы знать содержание этих договоров, не нужно рыться в специальных журналах. Достаточно припомнить основные факты экономиче­ской и дипломатической истории, чтобы их знать. Да ведь Австрия десятилетия шла на Балканы, чтобы там душить… И если они столкнулись в войне, то они и не могли не столкнуться. И вот почему на все призывы народных масс опубликовать договоры, призывы, которые становятся все настойчивее, министры, бывший — Милюков и на­стоящий — Терещенко (один — в правительстве без социалистических министров, другой — с целым рядом почти социалистических министров), заявляют: опубликова­ние договоров означает разрыв с союзниками.
Да, опубликовать договоры нельзя, потому что вы все — участники одной и той же шайки разбойников. Мы согласны с Милюковым и Терещенко, что договоры опубли­ковать нельзя. Из этого можно сделать два различных вывода. Если мы согласны с Ми­люковым и Терещенко, что договоры опубликовать нельзя, то что отсюда следует? Ес­ли договоры опубликовать нельзя, то надо помогать министрам-капиталистам продол­жать войну. А другой вывод такой: так как опубликовать договоры самим капитали­стам нельзя, то надо капиталистов свергнуть. Который из выводов вы считаете более правильным, предлагаю решить вам самим, но предлагаю обязательно обдумать по­следствия. Если рассуждать так, как рассуждают народнические и меньшевистские ми­нистры, то выходит так: раз правительство говорит, что опубликовать договоры нельзя, то надо издать новый манифест. Бумага еще не настолько дорога, чтобы нельзя было писать новых манифестов. Напишем новый манифест и будем производить наступление. Для чего? С какими целями? Кто будет распоряжаться этими целями? Солдаты призываются осу­ществить грабительские договоры с Румынией и Францией. Пошлите эту статью Водо-возова на фронт и потом жалуйтесь: это все большевики, это, верно, большевики при­думали этот договор с Румынией. Но тогда не только придется сжить со свету газету “Правду”, придется изгнать даже Водовозова за то, что он изучил историю, тогда при­дется сжечь все книги Милюкова, неслыханно опасные книги. Попробуйте открыть любую книгу вождя партии “народной свободы”, бывшего министра иностранных дел. Книги хорошие. О чем они говорят? О том, что Россия имеет “права” на проливы, на Армению, на Галицию, на Восточную Пруссию. Он все поделил, он даже карту прило­жил. Придется не только большевиков и Водовозова отправить в Сибирь за то, что они пишут такие революционные статьи, — придется сжечь книги Милюкова, потому что, если собрать сейчас простые цитаты из этих книжек Милюкова и их послать на фронт, то не найдется ни одной зажигательной прокламации, которая произвела бы столь же зажигательное действие.
Мне осталось теперь, по тому короткому плану, который я набросал для сегодняш­ней беседы, коснуться вопроса о “революционном оборончестве”. Я думаю, что после того, что я вам имел честь докладывать, мне можно уже быть кратким, говоря об этом вопросе.
“Революционным оборончеством” называется такое прикрытие войны, которое де­лается при помощи ссылок на то, что ведь мы сделали революцию, ведь мы — револю­ционный народ, мы — революционная демократия. Но на этот вопрос — какой мы даем ответ? Какую революцию мы сделали? Мы сбросили Николая. Революция не была очень трудной по сравнению с такой революцией, которая бы свергла весь класс поме­щиков и капиталистов. Кто оказался у власти после нашей революции? — Помещики и капиталисты, — те самые, которые в Европе давно у власти. Там произошли такие революции сто лет тому назад, там давно у власти стоят Терещенки, Милюковы и Коноваловы, и никакой роли не играет, платят ли они цивильный лист своему царьку или обходятся без этого предмета роскоши. Банк все равно остается банком, кладут ли сотни капиталов в концессии, прибыль остается прибылью, все равно, в республике или в монархии. Если какая-либо дикая страна смеет не слушаться нашего цивилизованного капитала, который устраивает такие прекрасные банки в колониях, в Африке, в Персии, если какие-либо дикие народы не слушают нашего цивилизованного банка, то мы по­сылаем войска, и они водворяют культуру, порядок и цивилизацию, как это делал Ля­хов в Персии, как это делали французские “республиканские” войска, с таким же звер­ством истреблявшие народы в Африке. Не все ли равно: это то же “революционное оборончество”, проявляемое только бессознательными широкими народными массами, которые связи войны с правительством не видят, которые не знают, что эта политика закреплена договорами. Договоры остались, банки остались, концессии остались. В России в правительстве сидят лучшие люди своего класса, но от этого в характере ми­ровой войны ровно ничего не изменилось. Новое “революционное оборончество” есть только прикрытие великим понятием революции грязной и кровавой войны из-за гряз­ных и отвратительных договоров.
Войны не изменила русская революция, но она создала организации, которых ни в одной стране нет и не было в большинстве революций на Западе. Большинство рево­люций ограничивалось тем, что выходило новое правительство вроде наших Терещенок и Коноваловых, а страна пребывала в пассивности и дезорганизации. Русская рево­люция пошла дальше. В этом факте зародыш того, что она может победить войну. Этот факт заключается в том, что кроме правительства “почти социалистических” минист­ров, правительства империалистской войны, правительства наступления, правительст­ва, связанного с англо-французским капиталом, кроме этого, независимо от этого, мы имеем по всей России сеть Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вот она, та революция, которая не сказала еще своего последнего слова. Вот революция, которой в Западной Европе при таких условиях не было. Вот организации тех классов, которым действительно аннексии не нужны, которые в банки миллионов не положили, которые, пожалуй, не заинтересованы в том, правильно ли поделили Персию русский полковник Ляхов и английский либеральный посол. Вот в чем залог того, что эта революция мо­жет пойти дальше. В том, что классы, действительно в аннексиях не заинтересованные, несмотря на всю их чрезмерную доверчивость к правительству капиталистов, несмотря на эту страшную путаницу, страшный обман, который в самом понятии “революцион­ного оборончества” заключается, несмотря на то, что они поддерживают заем, поддер­живают правительство империалистской войны, — несмотря на все это, они сумели создать организации, в которых представлены массы угнетенных классов. Это — Сове­ты рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, которые в очень многих местностях России пошли в своей революционной работе гораздо дальше, чем в Петрограде. Впол­не естественно, потому что в Петрограде мы имеем центральный орган капиталистов.
И если Скобелев вчера говорил в своей речи: мы возьмем всю прибыль, 100% возь­мем, то это он размахнулся, размахнулся по-министерски. Если вы возьмете сегодня газету “Речь”, то увидите, как к этому месту речи Скобелева отнеслись. Там пишут: “Да ведь это голод, смерть, 100% — это значит — все!”. Министр Скобелев идет даль­ше самого крайнего большевика. Это клевета, будто бы большевики самые левые. Ми­нистр Скобелев гораздо “левее”. Меня самыми гнусными ругательствами ругали — я предлагал будто бы чуть не раздевать капиталистов. По крайней мере Шульгин гово­рил: “Пусть нас разденут!”. Вообразите большевика, который подходит к гражданину Шульгину и собирается его раздевать. Он мог бы с большим успехом обвинять мини­стра Скобелева в этом. Мы никогда так далеко не шли. Никогда мы не предлагали брать 100% прибыли. Обещание это все-таки ценно. Если вы возьмете резолюцию нашей партии, вы увидите, что мы предлагаем в ней в более обоснованной форме то же, что я предлагал. Должен быть установлен кон­троль над банками, а потом справедливый подоходный налог58. И только! Скобелев предлагает взять сто копеек из рубля. Ничего подобного мы не предлагали и не предла­гаем. Да и Скобелев это просто размахнулся. Он этого серьезно осуществлять не соби­рается, а если собирается, то не сможет по той простой причине, что обещать все это, подружившись с Терещенко и Коноваловым, — немного смешно. Взять с миллионеров процентов 80—90 дохода можно, но только не под ручку с такими министрами. Если бы власть была у Советов рабочих и солдатских депутатов, они действительно взяли бы, но и то не все, — им этого не нужно. Они взяли бы большую часть дохода. Другая государственная власть этого сделать не может. А со стороны министра Скобелева мо­гут быть самые хорошие пожелания. Я несколько десятилетий видал эти партии, я уже 30 лет нахожусь в революционном движении. Поэтому я меньше всего склонен сомне­ваться в их добрых намерениях. Но дело не в этом, дело не в добрых намерениях. Доб­рыми намерениями вымощен ад. А бумагами, подписанными гражданами министрами, полны все канцелярии, и от этого дело не изменилось. Начинайте, если хотите ввести контроль, начинайте! Наша программа такова, что, читая речь Скобелева, мы можем сказать: большего мы не требуем. Мы гораздо умереннее министра Скобелева. Он предлагает и контроль и 100%. Мы 100% брать не хотим, а говорим: “Пока вы не нача­ли ничего делать, мы вам не верим”. Вот в чем состоит разница между нами: в том, что мы не верим словам и обещаниям и не советуем верить другим. Опыт парламентарных республик учит нас тому, что бумажным заявлениям верить нельзя. Если хотите кон­троля, его надо начать. Достаточно одного дня, чтобы издать закон о таком контроле. Совет служащих каждого банка, совет рабочих каждой фабрики, каждая партия получают право контроля. Этого нельзя, скажут нам, это ком­мерческая тайна, это священная частная собственность! Ну, как хотите, выбирайте одно из двух. Если все эти книги, и счета, и все операции трестов вы хотите оберегать, не нужно болтать о контроле, не нужно говорить, что страна гибнет.
В Германии положение еще хуже. В России можно достать хлеба, в Германии его нельзя достать. В России можно многое сделать при организации. В Германии больше нельзя ничего сделать. Хлеба нет больше, и гибель всего народа неизбежна. Сейчас пишут, что Россия на краю гибели. Если так, то охранять “священную” частную собст­венность — это преступление. И поэтому, что значат слова о контроле? Разве вы забы­ли, что Николай Романов по части контроля тоже много писал. У него вы тысячу раз найдете слова: контроль государственный, контроль общественный, назначение сена­торов. Промышленники всю Россию ограбили за два месяца после революции. Капитал наживал сотни процентов прибыли, каждый отчет говорит об этом. А когда рабочие за два месяца революции имели “дерзость” сказать, что они хотят жить по-человечески, то вся капиталистическая пресса страны подняла вой. Каждый номер “Речи” — дикий вой о том, что рабочие грабят страну, а ведь мы обещаем только контроль против капи­талистов. Нельзя ли поменьше обещаний, нельзя ли побольше дела? Если вы хотите чиновничьего контроля, контроля через такие же органы, как прежде, наша партия за­являет свое глубокое убеждение, что нельзя оказать вам в этом поддержки, хотя бы там, в правительстве, вместо полдюжины имелась дюжина министров-народников и мень­шевиков. Контроль может осуществить только сам народ. Вы должны устроить кон­троль — советы банковских служащих, советы инженеров, советы рабочих, и завтра же этот контроль начать. Всякого чиновника сделать ответственным под страхом уголов­ной кары в случае, если он в любом из этих учреждений даст неверные показания. Дело касается гибели страны.
Мы хотим знать, сколько хлеба, сколько сырья, сколько рабочих рук, куда их поста­вить.
Здесь я перехожу к последнему вопросу. Это — вопрос о том, как кончить войну. Нам приписывают нелепый взгляд, будто бы мы хотим сепаратного мира. Германские капиталисты-разбойники делают шаги к миру, говоря: я тебе дам кусочек Турции и Армении, если ты мне дашь рудоносные земли. Ведь вот о чем дипломаты говорят в каждом нейтральном городе! Всякий знает это. Это прикрыто только условной дипло­матической фразой. Для того они и дипломаты, чтобы говорить дипломатическим язы­ком. Какая бессмыслица, будто бы мы стоим за окончание войны сепаратным миром! Войну, которую ведут капиталисты всех богатейших держав, войну, которая вызвана десятилетней историей экономического развития, окончить отказом от военных дейст­вий с одной стороны, — это такая глупость, что нам смешно даже ее опровергать. Если мы специально писали резолюцию, чтобы это опровергнуть, то это потому, что мы имеем дело с широкими массами, в которые бросают клевету на нас. Но говорить об этом даже серьезно не приходится. Войну, которую ведут капиталисты всех стран, нельзя кончить без рабочей революции против этих капиталистов. Пока контроль из области фразы не перешел в область дела, пока на место правительства капиталистов не стало правительство революционного пролетариата, до тех пор правительство осуж­дено на то, чтобы только говорить: гибнем, гибнем и гибнем. Сейчас в “свободной” Англии сажают социалистов за то, что они говорят то же, что я. В Германии сидит Либкнехт, который сказал то же, что говорю я, в Австрии сидит Фридрих Адлер, кото­рый сказал то же посредством револьвера (его, может быть, уже казнили). Сочувствие рабочих масс во всех странах на стороне таких социалистов, а не тех, которые перешли на сторону своих капиталистов. Рабочая революция растет во всем мире. Конечно, в других странах она труднее. Там нет таких полоумных, как Николай с Распутиным. Там лучшие люди своего класса во главе управления. Там нет условий для революции против самодержавия, там есть уже правительство капитали­стического класса. Талантливейшие представители этого класса давно там правят. Вот почему там революция, хотя и не пришла еще, но она неизбежна, как бы много рево­люционеров ни погибло, как гибнет Фридрих Адлер, как гибнет Карл Либкнехт. Буду­щее за ними, и рабочие во всех странах за них. И рабочие во всех странах должны по­бедить.
Относительно вступления Америки в войну я скажу вот что. Ссылаются на то, что в Америке демократия, что там Белый дом. Я говорю: свержение рабства было полвека тому назад. Война из-за рабства кончилась в 1865 году. А с тех пор там выросли мил­лиардеры. Они держат в своем финансовом кулаке всю Америку, подготовляют удуше­ние Мексики и неизбежно придут к войне с Японией из-за раздела Тихого океана. Эта война уже несколько десятилетий подготовляется. О ней говорит вся литература. И действительная цель вступления Америки в войну — это подготовка к будущей войне с Японией. Американский народ все-таки пользуется значительной свободой, и трудно предположить, чтобы он вынес принудительную воинскую повинность, создание армии для каких-либо завоевательных целей, для борьбы с Японией, например. Американцы видят на примере Европы, к чему это приводит. И вот понадобилось американским ка­питалистам вмешаться в эту войну, чтобы иметь предлог, скрываясь за высокими идеа­лами борьбы за права малых народностей, создать сильную постоянную армию.
Крестьяне отказываются давать хлеб за деньги и требуют орудия, обувь и одежду. В этом решении заключается громадная доля чрезвычайно глубокой истины. Действи­тельно, страна пришла к такой разрухе, что в России наблюдается, хотя и в менее силь­ной степени, то, что в других странах давно уже имеется: деньги потеряли свою силу. Господство капитализма настолько подрывается всем ходом событий, что крестьяне, например, денег не берут. Они говорят: “Зачем нам деньги?”. И они правы. Господство капитализма подрывается не потому, что кто-то хочет захватить власть. “Захват” власти был бы бес­смыслицей. Господство капитализма прекратить было бы невозможно, если бы к этому не вело все экономическое развитие капиталистических стран. Война ускорила этот процесс, и это сделало капитализм невозможным. Никакая сила не разрушила бы капи­тализм, если бы его не подмыла и не подрыла история.
И вот нагляднейший пример. Этот крестьянин передает то, что все наблюдают: власть денег подорвана. Здесь единственный выход — соглашение Советов рабочих и крестьянских депутатов, чтобы давать за хлеб орудия, обувь и одежду. Вот к чему дело подходит, вот какой ответ жизнь подсказывает. Вот то, без чего предстоит десяткам миллионов людей остаться голодными, необутыми и раздетыми. Десятки миллионов людей прямо стоят перед гибелью, и тут не до того, чтобы охранять интересы капита­листов. Выход только в том, чтобы вся власть перешла в руки Советов рабочих, солдат­ских и крестьянских депутатов, представляющих большинство населения. Возможно, что при этом будут ошибки. Никто не убеждает, что такое трудное дело можно поста­вить сразу. Ничего подобного мы не говорим. Нам говорят: мы хотим, чтобы власть была в руках Советов, а они не хотят. Мы говорим, что опыт жизни подскажет им, и весь народ увидит, что другого выхода нет. “Захвата” власти мы не хотим, так как весь опыт революций учит, что только та власть прочна, которая опирается на большинство населения. Поэтому “захват” власти будет авантюрой, и наша партия на это не пошла бы. Если правительство будет правительством большинства, оно, может быть, поведет такую политику, которая окажется ошибочной на первых порах, но другого выхода нет. Тогда будет мирная перемена направления политики внутри тех же организаций. Нель­зя придумать других организаций. Вот почему мы говорим, что нельзя представить се­бе другого разрешения вопроса.
Как кончить войну? Если бы власть взял Совет рабочих и солдатских депутатов, а германцы продолжали войну, — что бы мы сделали? Те, кто интересуется взглядами нашей партии, могли бы прочитать в нашей газете “Правда” на днях, где мы привели точную цитату из того, что мы еще за границей говорили в 1915 г.: если революционный класс России, рабочий класс, окажется у власти, он должен предложить мир. И если на наши условия ответят отказом германские капиталисты или другой, какой угодно, страны, тогда он весь будет за войну . Мы не предлагаем кончить войну одним ударом. Мы этого не обещаем. Мы такой невозможной и невыполнимой вещи, как окончание войны по воле одной сторо­ны, не проповедуем. Такие обещания легко дать, но нельзя исполнить. Легко выйти из этой ужасной войны нельзя. Воюют три года. Будете воевать десять лет, либо идите на трудную, тяжелую революцию. Другого выхода нет. Мы говорим: война, начатая пра­вительствами капиталистов, может быть окончена только рабочей революцией. Кто ин­тересуется социалистическим движением, пусть прочтет Базельский манифест 1912 г.59, принятый единогласно всеми социалистическими партиями всего мира, манифест, ко­торый мы напечатали в нашей “Правде”, манифест, который ни в одной воюющей стране нельзя сейчас опубликовать, ни в “свободной” Англии, ни в республиканской Франции, потому что там еще до войны сказана правда о войне. Там сказано: война бу­дет между Англией и Германией из-за соперничества капиталистов. Там сказано: поро­ху накопилось столько, что ружья сами будут стрелять. Там написано, из-за чего будет война, и сказано, что война приведет к пролетарской революции. Поэтому мы говорим тем социалистам, которые, подписавши этот манифест, перешли на сторону своих ка­питалистических правительств, что они изменили социализму. Во всем мире социали­сты раскололись. Одни — в министрах, другие — в тюрьмах. Во всем мире часть со­циалистов проповедует подготовку к войне, а другая, как американский Бебель — Евг. Дебс, который пользуется огромным уважением американских рабочих, — говорит: “Пусть меня скорее расстреляют, но я не дам ни одного цента на эту войну. Я готов воевать только за войну пролетариата про­тив капиталистов во всем мире”. Вот как раскололись социалисты во всем мире. Соци­ал-патриоты всего мира думают, что они защищают отечество. Они ошибаются, — они защищают интересы одной кучки капиталистов против другой. Мы проповедуем про­летарскую революцию — то единственно верное дело, из-за которого десятки взошли на эшафот, сотни и тысячи сидят по тюрьмам. Этих социалистов в тюрьмах — мень­шинство, но за них рабочий класс, за них все экономическое развитие. Все это говорит нам, что другого выхода нет. Эту войну можно кончить только посредством рабочей революции в нескольких странах. А пока что мы должны подготовлять эту революцию, помогать ей. Русский народ, при всей своей ненависти к войне и при всей своей воле добиться мира, не мог, пока войну вел царь, сделать против войны ничего, кроме под­готовки революции против царя и свержения царя. Так это и было. Это история под­твердила вам вчера, и это она вам подтвердит завтра. Мы давно еще сказали: надо по­могать растущей русской революции. Мы это сказали в конце 1914 года. За это наши думские депутаты были сосланы в Сибирь, а нам говорили: “Вы не даете ответа. Вы ссылаетесь на революцию, когда стачки прекратились, когда депутаты на каторге, ко­гда ни одной газеты нет!”. И нас обвиняли в том, что мы уклоняемся от ответа. Эти об­винения, товарищи, мы слышали целый ряд лет. Мы отвечали: вы можете негодовать, но, пока царь не свергнут, ничего против войны сделать нельзя. И наше предсказание нашло подтверждение. Оно еще не подтвердилось полностью, но оно уже начало под­тверждаться. Революция начинает изменять войну со стороны России. Капиталисты еще продолжают войну, и мы говорим: пока не наступит рабочая революция в несколь­ких странах, война не может прекратиться, потому что остаются у власти люди, кото­рые хотят этой войны. Нам говорят: “Все кажется спящим в ряде стран. В Германии все социалисты поголовно за войну, один Либкнехт против”. Я отвечаю на это: этот один Либкнехт представляет рабочий класс, в нем одном, в его сторонниках, в пролетариате герман­ском надежды всех. Вы не верите этому? Продолжайте войну! Другого пути нет. Если не верите в Либкнехта, если не верите в революцию рабочих, в революцию, которая на­зревает, если не верите этому, верьте капиталистам!
Кроме рабочей революции в нескольких странах, никто не победит в этой войне. Война не игрушка, война — неслыханная вещь, война стоит миллионов жертв, и не так легко ее окончить.
Солдаты на фронте не могут оторвать фронт от государства и решить по-своему. Солдаты на фронте — это часть страны. Пока государство воюет, будет страдать и фронт. Ничего тут не поделаешь. Война вызвана господствующими классами, ее кон­чит только революция рабочего класса. Получите ли вы скорый мир, зависит только от того, как пойдет развитие революции. Какие бы чувствительные вещи ни говорились, как бы ни говорили вам: давайте положим конец войне немедленно, его нельзя дать без развития революции. Когда власть перейдет в руки Советов рабочих, солдатских и кре­стьянских депутатов, капиталисты выскажутся против нас: Япония — против, Франция — против, Англия — против; против выскажутся правительства всех стран. Против нас будут капиталисты, за нас будут рабочие. Тогда — конец войне, которую начали капи­талисты. Вот ответ на вопрос о том, как кончить войну.
Впервые напечатано 23 апреля Печатается по стенограмме
1929 г. в газете “Правда” № 93



Visits: 947

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *