Революция – слово и не только

Революция – слово и не только

Революция – слово и не только

В непростые, до жути странные времена живём, товарищи. Помнится, когда в разгар горбачёвской Перестройки едва заходил разговор о Великой Октябрьской социалистической революции, так мало кто её и революцией-то величать брался. Всё «октябрьским переворотом» норовили обозначить, чтобы, хоть названием принизить историческое значение этого события. (Это, кстати, не здорово-то и срабатывало, тем более что и сами большевики довольно продолжительное время после захвата власти, те октябрьские события запросто называли переворотом. Это согласно требованиям уже более поздней историографии, в официальных публикациях началось использование словосочетания «Октябрьская революция», да ещё и Великая.)

Все 90-е и начало двухтысячных термин «революция» пытались не использовать и не вспоминать, а если всё ж вспоминался он и использовался, то только в каких-нибудь безобидных и удобных рекламно-товарных целях. Например, «Революция в стирке!», или, там, «Революция в бритье!». Потом, правда, стало веселее и по странам СНГ лихо пронеслась череда беспорядочных мелкобуржуазных протестов, которую горластая журналистская братия с завидной лёгкостью также взялась честить не иначе, как «волной цветных революций». Да-да – именно РЕВОЛЮЦИЙ, никак не меньше. Почему цветных? Да потому что каждому из этих уличных бунтов, по законам современной коммерческой журналистики необходимо было дать яркое запоминающееся название, чтоб повыгодней преподнести (в смысле, продать). Вот и посыпались на нас «оранжевая», «тюльпановая», «джинсовая» или «васильковая», «революция роз», и непременно, именно РЕВОЛЮЦИИ!

Вероятно, так случилось не в последнюю очередь и потому, что крайне уж отрицательных ассоциаций навязать термину «революция» за все те годы у властей так и не получилось; как сказал бы филолог, положительной коннотации это слово лишить не удалось. Народная память и благодарность большевикам за то, что они сделали для страны и мира в целом, оказались сильнее клеветы и грязи рыночных реформаторов ельцинской и пост-ельцинской поры. Манипуляторы тогда пошли немного другим путём. Стали использовать это слово для обозначения не характерных для такого явления как революция, общественных событий. Для обозначения проявлений, схожих с революцией чисто внешне.

Тут, как раз, подоспели антиправительственные выступления той самой «арабской весны» начала 10-х. У них были такие же «социальные симптомы», и результаты похожие, и, вероятно, цели, и журналисты с политтехнологами тут же пообзывали все те мятежи «революциями». И вот, кто-то уже нашлёпал на эту тему статью в Википедии, да и мы смело используем словосочетание «цветная революция» совершенно не задумываясь, хотя появилось и устоялось оно совсем недавно, и стоило бы, конечно, отдельно разобраться – что же в том явлении такого революционного.

Надо понимать, что «революциями» эти бунты скучающей городской гопоты в строгом смысле именовать, разумеется, не правильно. Перед нами в этом случае тривиальный передел собственности и сфер влияния, только с использованием других средств и методик, чем были, к примеру, в середине ХХ века. Такое замечательное явление, как передел сфер влияния и банальный отъём собственности в капиталистическом обществе происходит всегда и постоянно, и капитализм, для того, чтобы решать такие задачи с максимальной эффективностью, всегда стремился шагать в ногу со временем. Сегодня, в отличие от того, как это делалось на протяжении всей истории человечества для проведения такого рода операций на государственном уровне, используются самые новые достижения электронных технологий и коммерческой социологии.

Это тогда, в эпоху Пиночета и произвола United Fruit Company достаточно было воспользоваться недовольством в среде высшего офицерства, переманить на свою сторону известную часть промышленников и дельцов, а также подкупить влиятельную аристократию и всё – организовывай себе военный переворот, ставь диктатора посговорчивей – желательно военного, – да и распоряжайся себе судьбами какой-нибудь многострадальной банановой Мурундии. Однако же, со вступлением в эпоху разгула частных массмедиа и широкополосного интернета приёмы силового перераспределения ништячков неизбежно должны были поменяться. Сегодня уже активно используются массовые протесты, а для запуска массовых протестных выступлений активно используются противоречия в самом буржуазном обществе.

Для этого совершенно серьёзно, добросовестно изучается и анализируется жизненное устройство целой страны, при этом обращается внимание на неустройство и неблагополучие отдельных слоёв населения. В ходе этих исследований обследуются «болевые точки» гражданского общества и экономики этой страны, а дальше, как говорится, дело техники: выявляются и организуются как можно более широкие массы неудовлетворённых (благо, в мелкобуржуазной среде такого элемента всегда достаточно), проводится плановая подготовка «актива», присылается нужное количество денег, формируются протестные медиа-ресурсы и распространяются в нужных кругах «методички». И не успеют власти опомниться, да сообразить, что к чему, как массы «мирных протестующих» уже жгут покрышки на площадях и захватывают административные здания, а лакомые предприятия потихоньку обзаводятся «новыми» владельцами.

То, что современное общество вдоль и поперёк и насквозь изрыто всевозможного рода противоречиями и конфликтами задумывающемуся человеку доказывать не надо, гораздо непривычнее то обстоятельство, что эти противоречия крупный капитал запросто использует в своих целях и разрешать их как-то положительно абсолютно не собирается. А социальная революция как раз наоборот – вызревает и вспыхивает для того, чтобы общественные язвы вылечить, а противоречия преодолеть. В общем виде, отличия этих «цветных» от Октября налицо, и революциями подобного рода «майданы», по существу, так и не стали. Никогда не станут

Но, как бы там ни было, отвращение к этому слову, даже к нашим временам, всё равно так и не сформировалось. Оно [слово «революция»], как ни странно, вошло в чиновничье словоупотребление и вернулось в бытовой обиход, чего в тех же 90-х и трудно было себе представить. Дошло до того, что события, годовщину которых мы празднуем каждого 7-го ноября в современных российских учебниках истории, типа, корректно называют «Октябрьской революцией большевиков». Складывается впечатление, что долгое время не знали, что и делать с этим злосчастным словом, потому теперь решили просто сотворить из него удобную страшилку, чтобы эффективно пугать и запутывать оторопевшего обывателя.

Если примерно суммировать то, что сегодня говорят правительственные пропагандисты про революцию и революционеров, а потом попытаться описать это в общих чертах, то могло бы выйти нечто следующее –

Революция это:

1. Что-то не очень хорошее, обязательно связанное с отъёмом чего-нибудь нужного, или даже, вооружённым захватом власти.

2. Что-то вообще нехорошее, связанное с общественными потрясениями, нарушением привычного теченья жизни, кровью, очередями, грабежами, стрельбой и т.д. Как-то всё это неприятно, отталкивающе.

2. Что-то, напоминающее некую природную аномалию, подстать врождённому уродству, противоречащее здоровому поступательному, «нормальному» развитию. Этой штуки никому не пожелаешь. Так она ещё более неприятна и отталкивающа.

3. Если она и происходит где-то, то совершенно случайно и стихийно. А если она организованна, то исключительно злоумышленниками и мародёрами и обязательно на деньги посторонних заинтересованных лиц.

И вот сидит российский обыватель перед своим экраном самым решительным образом настроенный против этой самой революции и сладко убаюканный обильно источаемыми Кремлём флюидами душной кладбищенской «стабильности». Его уже не волнуют ни демографические проблемы в России и других постсоветских странах, ни оболганное прошлое, ни беспросветное будущее – ничего, кроме зарплаты и будущих покупок. Ему неинтересно, что невдалеке, буквально на территории бывшего СССР, к примеру, идёт война, и не одна, и люди гибнут от рук других людей за интересы «денежных мешков», а со всех воюющих сторон бесконечно лгут, чтобы скрывать свои преступления. Обывателю неприятно на всякое такое смотреть – он и не смотрит. Он открывает пивко и думает, мол, лишь бы поскорей обрушился этот их «коллективный Запад», да, конечно же, не было никакой революции.

Так, а что же такое эта самая революция? Какая она и какой быть она должна?

Популярный Советский энциклопедический словарь 1984-го года издания даёт следующее определение: «Революция (от позднелатинского revolutio – поворот, переворот), глубокое качественное изменение в развитии каких-либо явлений природы, общества или познания (например, геологическая, промышленная, научно-техническая, культурная революции, революция в физике, философии и т.д.). Наиболее широко понятие революции применяется для характеристики общественного развития (социальная революция). Как перерыв постепенности, качественный скачок отличается от эволюции, а также от реформы.»

Это определение, разумеется, не даёт исчерпывающего ответа на поставленный вопрос, но кое в чём оно нам поможет.

Да, как видим, редакторы СЭСловаря тоже разделяют и, даже в некотором смысле, противопоставляют эволюцию революции. Однако, если немного углубиться в теорию, а революция-эволюция – не просто эффектные словечки, а, вполне себе научные термины, то та самая, благодатная эволюция в теории выступает как последовательное накопление в ходе поступательного движения развития всевозможных, связанных с этим развитием противоречий. Революция же предстаёт как разрешение этих противоречий, изменение радикального характера, выталкивающее развивающееся, к примеру, общество на новый уровень, на новые основания.

Надо сказать, что умельцы, участвующие в разработке и распространении кремлёвской пропагандистской доктрины, пользуются похожими определениями, но в том то и дело, что тут кардинальная разница в подходах. Профессиональные «торговцы стабильностью» с напускной убеждённостью вещают о двух возможных «типах развития»: дескать, спокойный, размеренный и хороший – это эволюционный, а тот, буйный и кровавый – то, стало быть, революционный. Им с готовностью вторят и «оппозиционные» либералы и замшелые монархисты и вообще все реакционные силы, крайним образом заинтересованные в сохранении текущего порядка вещей и укреплении господства товарно-денежных отношений.

Но, ведь это неправда: нет никаких «двух развитий». Быть подобного не может, и никогда в истории не было. Это совершенная чушь! Есть один последовательный и неоднородный процесс развития, в движении своём чередующий умеренные этапы относительного спокойствия и, даже, затухания, с периодами часто вспыхивающих резких изменений, действительно, довольно бурного характера. В такие периоды происходят качественные преобразования в этой развивающейся сущности и если мы говорим об обществе и о развитии именно общественном, то тут мы вплотную подходим к такому явлению, которое В.И.Ленин называл “эпохой войн и революций”.

В один из именно таких периодов выступила на арену политической борьбы, а, впоследствии, и вовсе пришла к власти крупная буржуазия. В результате целой череды действительно кровавых буржуазных революций начиная с XVI в Нидерландах по середину XIX века во всей Европе горожане и жители деревень, воодушевлённые страстью к самостоятельной хозяйственно-торговой деятельности, сбрасывали помещиков, а вместе с ними и вековые оковы угнетения, реформировали церковь, ломали отживающие общественные устои и рубили головы королевским семьям. В результате этих потрясений в ведущих странах воцарилось главенство рынка, и окончательно установилась власть крупного капитала.

Буржуазия в те времена была категорически революционна, она решительно рвалась к власти и, наконец, заполучив её, взялась рассказывать бессовестно используемым ею массам о том, как бесполезны и вредны всякие, там, революции. И особенно символично то, что, просто, выводя подлость буржуазии на чистую воду, вскрывая пропагандистское мошенничество мы тоже совершаем революционное действие, тоже приближаем конец эпохи всеобщего вранья.

Из всего вышесказанного стоило бы вынести хотя бы одно: революция есть ничто иное, как способ развития общества, человеческой практики вообще. Это действенно-критическое отношение к окружающей, требующей изменений реальности. Всё, что есть человеческого в охватываемом нашим взглядом мире и истории, так или иначе, получилось в результате коренных, революционных преобразований. Революция – это такой, специфически присущий Человеку, как части природы, способ жизни саморазвивающегося Общества. И современный этап этого общественного развития обозначил главный фронт внутренней борьбы – фронт классового противостояния между трудом и капиталом.

Таким образом, в нашей ситуации революция не может не пониматься иначе, кроме как кардинальное преодоление товарно-денежных отношений. Причём ввиду значительной укоренённости их в нашем обществе, революция с необходимостью перерастает в последовательную и нескончаемую череду актов такого преодоления этих товарно-денежных отношений, которые смертельно тормозят живое общественное развитие. А захват власти атакующей партией рабочего класса – это всего лишь… нет, не первая, а очередная революционная задача из такого предстоящего ряда коренных преобразований. С этого момента так теперь и будет: после победы партии, основной чертой нового способа человеческого производства станет постоянное изменение самого способа производства

И ещё: революции не «делаются», они организовываются. И лучшее, чем мы можем воздать нашим героическим предшественникам и помочь внимательным потомкам – так это организация новых, новых и новых самых различных, но, в первую очередь, социального характера революций, которые будут вести человечество к бесконечному творческому развитию и торжеству свободного созидательного труда.

Иван Шлыков

Visits: 83